– Ну вот что, ребята, – сказал он, отхлебнув из заботливо поданной кружки. – Появилось интересное решение нашей проблемы.

– Да ты говори, Сеня, говори, ну что ты тянешь? – встрепенулась Лена.

– Значит, вот что мне умные люди подсказали, – лекторским тоном начал Фролов. – Если наш юный истязатель подает сегодня жалобу, то за тобой, Андрюша, придут не раньше чем завтра. Статья не столь серьезная, не убийство и не воровство, что пострадавший – сын такой шишки, наши приказные поймут не сразу… Заявление примет дежурный ярыжка, доложит по начальству… доклады такие производятся после полудня. Пока начальство раскачается… А теперь самое интересное. Если вы оба сегодня же исчезаете из города, то дело откладывается. Никто не станет по такой статье объявлять всекняжеский розыск. Ну, явились по твою душу служивые, не нашли, Лену тоже не нашли… Я отвечу, например, что отдыхать поехали… И будут ждать возвращения, никуда не денутся.

– А как же Торопищин-папенька? – усомнился я. – Неужели не нажмет на свои рычаги? Не заставит объявить в розыск?

– Для этого папенька для начала должен узнать обо всем, – усмехнулся Арсений. – А он сейчас в Кучеполе и на этой неделе должен отбыть к месту высокого назначения… во фламандский город Брюссель. Поедет он, ясное дело, через Вилейно, сюда заворачивать ему незачем. Так что если он и получит письмецо от сына, то недели через две-три… Конечно, у таких высоких вельмож есть и быстрые средства связи. Но заметь – у вельмож, у столпов княжества. Не у распущенных сынков. Итак, что мы имеем? Имеем по крайней мере двухнедельный период, когда дело будет крутиться без высшего ускорения. Я надеюсь, за это время мне удастся убедить Торопищина-младшего забрать заявление.

– Ну как же, заберет, – скептически хмыкнул я. – Вы бы его видели вчера, какой бешеный был… Он же псих!

– Псих – да, – согласился Фролов. – Но умный псих. Думаю, он меня поймет… Тем более папенька в Брюсселе – это не папенька в Кучеполе. Оттуда долго пришлось бы дожидаться поддержки. Аникию же осенью поступать в панэписту…

– На испытании завалите? – усмехнулся я.

– Хуже, – Арсений сейчас напоминал сытого кота. – Я ни много ни мало пригрожу ему обвинением в ереси.

Вот тут у меня и отвисла челюсть.

– В чем? В ереси?

– Именно! – заявил Фролов. – Я очень внимательно отнесся к вашим с Леной рассказам о его опытах над холопами. Должен признать, что при всей гнусности – у парня все-таки есть мозги и в этих мозгах могут зарождаться идеи. К нашему счастью, идеи ложные. Его гипотеза о выпрямлении линии путем искусственных колебаний высокой частоты… Начнем с того, что он не первый… это уже высказывалось, правда, как предположение, никто не доводил до опытов… хотя бы уже потому, что сия гипотеза опровергается теоретическими соображениями. Не буду вдаваться в детали, некогда… Суть в том, что человек с такой искусственно выровненной линией – это все равно как если бы его опоили дурманом. Он лишен свободы выбора, а из-за этого в душе его образуется зона пустоты… Но поскольку он, как и все мы, привязан к народной линии, вплетен в нее – то его пустота начинает влиять на всех. Сама по себе народная линия, может, и не слишком прогнется – но в ней пойдут тонкие колебания, отражающиеся на отдельных людях… Тут нечто похожее на последствия от ритуала связывания. В конечном счете это ведет к совершенно непредсказуемым колебаниям народной линии – пускай и в отдаленном будущем. То есть вред – очевиден. Это можно все очень строго обосновать… расписать по альфам и бетам. И вот когда эту роспись прочтут в Ученом Сыске… думаю, что юноша не поступит не только в александропольскую, но и ни в какую другую панэписту. Доказать будет несложно, его разглагольствования слышали многие…

– Ученый Сыск рискнет связываться с великим и могучим Торопищиным? – удивился я.

– Рискнет, рискнет… Ученый Сыск, Андрюша, это такая служба, для которой нет великих и могучих. Вздумай даже верховный князь ляпнуть ересь – и его дело будет разобрано по всем правилам…

– То есть, – подала голос Лена, – если я правильно понимаю, нам надо куда-то скрыться из города? Нам с Андрюшей?

– Да, ты девочка умная, – улыбнулся Арсений. – Я вот что подумал… Вам надо отъехать примерно на месяц… У меня даже есть идея куда. Ты помнишь такую бабу Устинью?

– Нет. А кто это?

– А, ну ты тогда совсем маленькой была… Баба Устинья служила у нас, когда мы еще в Киеве жили… Была нашей холопкой, но потом вышла замуж за вольного… столяр какой-то… Папа, разумеется, не препятствовал и даже денег к свадьбе подарил… Они потом из Киева уехали. Тебе тогда, наверное, год был. А я ее прекрасно помню, она же меня нянчила… Чудесная женщина, все бы такими были… Ну вот, я еще в том году узнал, что сейчас она живет в Корсуни, у нее дом, хозяйство… Муж умер пять лет назад, но она не бедствует, приторговывает чем-то. Представляешь, ее там встретил Антоша Ветряков, с которым мы в гимназии учились. Вспомнил, как она нам медовые соты давала…

Он помолчал, видимо переполнившись светлыми детскими воспоминаниями. Отчего-то я сразу заочно полюбил эту бабулю, обладающую, несомненно, многими достоинствами, но главное из них – она живет в Корсуни! Да! Не в Твери, не в каком-нибудь Вышнем Волочке (интересно, а тут он есть?), а в самом правильном месте этого шара!

– Ну так вот, ребята. Вы поедете к ней, я не сомневаюсь, она примет вас с великой радостью. Поживете там месяцок. В море искупаетесь, фруктов пожуете… Андрей будет готовиться к испытаниям, возьмете с собой книги, я напишу, что и в какой последовательности читать. А за это время решу вопрос с Аникием… В конце концов, Лена, как бы там ни вел себя Андрей, но сам Аникий нанес тебе публичное оскорбление, и я тоже могу подать жалобу… А поскольку мы с тобой, к счастью, не бояре, то судья, взяв мою сторону, присудит не поединок чести, а денежный штраф. Очень приличный штраф. Мальчику не хватит на игрушки…

– Ну… – протянула Лена. – Это, конечно, здорово… Но как же мы с Андреем поедем? В каком качестве? Что о нас станут говорить люди?

– Это я продумал, – усмехнулся Арсений. – Бабе Устинье можно рассказать все как есть. Она верный человек. Для остальных в Корсуни вы – брат и сестра. Там у меня, кроме бабы Устиньи, никаких знакомых, никто Лену не узнает. А вот что касается вашей дороги… туда и обратно… Тут, уж ничего не поделаешь, придется прибегнуть к маскировке. Молодой человек, путешествующий с молодой девушкой, не вызывает у спутников вопросов лишь в одном случае – если они супруги. Брат и сестра могли бы еще сойти, но как я Андрею проездную бумагу сделаю, будто он твой брат? А бумагу на станции потребуют. В Александрополе, Лена, все знают твоего брата. Значит, что остается?

– Да, что? – чуть ли не хором спросили мы с ней.

– Андрея придется замаскировать под твоего холопа. Ну не может же девушка ехать на отдых одна. Это и неприлично, и небезопасно. Значит, нужно сопровождение. Девушка-служанка была бы лучше… но обойдемся тем, что есть. Я сделал две бумаги Андрею. Одну – что он мой холоп, это для станционных чиновников, если спросят, и другую – что он вольный ремесленник, поступающий в александропольскую панэписту и потому имеющий некие дополнительные права… Эта пригодится в Корсуни.

Ишь ты, какой зигзаг удачи. Не прошло и полгода – и снова в холопы. Чего не сделаешь ради острова своей мечты!

– А браслет как же? – озабоченно протянул я.

– Браслет вот, – Арсений достал из кармана столь знакомое мне тусклое колечко безвластья. – Знакомые мне эту штучку достали. Вот смотри, – он защелкнул браслет на своем запястье. – Как литой, да? Теперь нажимаешь вот сюда… Внимательно смотри, нажимаешь несильно, но три раза подряд, с малюсенькой задержкой. И хлоп – открылся. Хитроумно придумано, правда?

Трудно было с ним не согласиться.

– Завтра мы, наверное, на море сходим, а послезавтра – в горы. Я слышала, оттуда открывается такой потрясающий вид…