И если бы не баба Устя… Она ведь не шутила, говоря Лене, что поднимется еще до рассвета. Лязганье колодезной цепи меня и разбудило. За окном было уже совсем светло, солнце уже готовилось вылезать из-за горизонта, восток пылал апельсиновой желтизной.

Вот и пришлось мне судорожно одеваться, мысленно матерясь, хватать сумку с припасами, крадучись спускаться по лестнице, выглядывать из-за приоткрытой двери – как там бабка, дожидаться, когда она ушлепает в сарай к скотине, и тогда уже стремительным рывком – к забору. К солидному трехметровому забору. Открывать ворота – это ведь и шумно будет, и заметно.

Конечно, если бы я только вчера попал сюда из Москвы, нипочем бы с таким забором не справился. Но за год волей-неволей пришлось поднакачаться, да и на учебном поле нас тренировали на взятие препятствий. Так что – перебросить на улицу сумку, вроде биться там нечему, потом в прыжке схватиться за колья, подтянуться до пояса, осторожно – чтобы невзначай на эти самые колья не сесть, перекинуть на ту сторону ногу, вторую – и там, на свободе, спрыгнуть в пыльную траву.

И – ходу к причалам! Солнце уже вылезло, уже навело на природу неземную красоту. А я, невзирая на эстетику, мчался на важную деловую встречу, и краденые гривны глухо позвякивали в кармане.

– Я уж думал, не придешь ты, – сообщил Тимоха, подымаясь с бревна. – Солнышко-то вон уж где…

– Обстоятельства, брат, обстоятельства, – туманно оправдывался я. – Ну, где твой дредноут?

– Еще не видел, а уже ругаешься, – беззлобно ответил рыбак. – А пошли…

Трудно все-таки без часов. Только по солнцу и ориентируешься, а значит – с нехилой погрешностью. Наверное, я уже часа два гребу. «Ты правишь в открытое море», – вспомнилась старинная песня. Ну да, правлю. В точном соответствии с полученными указаниями.

Вот она, виднеется на горизонте – гора с раздвоенной вершиной. Наверное, именно та – похожих вроде не наблюдается. Нужно выгрести так, чтобы, если смотреть на восходящее солнце, она оказалась точно перед моими глазами. Солнце, конечно, уже не совсем восходящее, но примерно ясно, где оно было, когда я начинал свое великое плавание. Проще говоря, мне нужно сперва выгрести чуть севернее, а потом взять курс строго на запад. «Это недолго, до горы-то, – объяснял Душан. – Если на рассвете из города выйдешь и спокойно грести станешь, то солнце не успеет подняться и наполовину полуденной высоты, как ты окажешься напротив. Вот оттуда уже на закат. Следи за солнцем, сперва перед лицом должно быть, потом в правом глазу, а потом уж правее и правее уйдет». Предполагалось, конечно, что я гребу как все нормальные люди – спиной к движению.

Половина полуденной высоты… Как это на нормальный язык перевести?.. Допустим, солнце встало в шесть. А полдень, само собой, в двенадцать. Значит, половина высоты будет в девять. Три часа, значит, до горы пилить.

Все осложнялось тем, что я не знал, откуда именно выплывал Душан. Впрочем, Корсунь не шибко велика, причалом ближе, причалом дальше – для навигации это значения не имеет.

Самая главная примета должна была появиться, уже когда я от горы начну выгребать на запад. Совсем немного, и, по словам Душана, должна появиться торчащая из моря одинокая скала. Треугольный клык такой, причем с одной стороны плоский. К нему следовало подплыть поближе и далее грести так, чтобы плоская сторона все время оставалась за спиной. То есть – на юг. Солнце как раз должно быть там, ну, может, чуть сместится к западу. Короче, добавил он, там ошибиться трудно. А уже спустя часок появится остров. Ни с чем я его не спутаю, других островов в округе нет.

Все это, конечно, угнетало своей приблизительностью, но меня утешала бодрая уверенность Душана. Если он полагает, что человек, ни разу в жизни не садившийся на весла (про турбазу я, понятно, распространяться не стал), по указанным приметам способен вырулить куда надо – значит, так оно и есть. Он же лицо заинтересованное…

Пока, во всяком случае, полет происходил по графику. Раздвоенная скала ощутимо приблизилась, солнце тоже не слишком уклонилось от положенной ему точки… то есть уклонилось, конечно, но речь-то шла о восходящем… и вот эта условно высчитанная мною точка как раз была перед глазами. Значит, пора поворачивать на запад. И думать об острове, а не о том, что происходит сейчас в бабкином доме.

Ничего хорошего там, конечно, не происходит. Мое отсутствие обнаружено. Они с Леной задаются недоуменными вопросами, мечутся по двору, не понимают, куда я делся. Эх, надо было, конечно, написать прощальную записку, но слишком уж я вчера перенервничал, слишком уж тянуло в сон…

А может, так и лучше? Исчез – и привет, и неизвестность. Поведай я об уходе в свой мир, они могли бы счесть это полным хамством и черной неблагодарностью. Арсений строил такие планы, вложил в меня такие деньги, нажил таких врагов, а я… Еще хуже с Леной. Ну да, конечно, губу она не раскатывала, понимала, что никакой семьи быть у нас не может, у ученых безбрачие… Но сердцу-то не прикажешь. Не все же такие правильные, как Аглая Волкова, не все же искривляют свою душу – ради прямизны воображаемой линии между счастьем и горем. Не просто же так все случилось в Киеве…

Оставалось надеяться, что Равновесие, компенсируя ей эту неприятность, пошлет нормального мужа – как это произошло с бабкой Устиньей. Правда, будет ли она счастлива? И нужно ли ей счастье, когда здесь куда более ценятся покой и воля? Главным образом, конечно, покой…

2

Я, конечно, не мамонт, не буйвол и даже не Душан. Непрерывно грести несколько часов – это уж как-то слишком. Нужно отдохнуть. Заодно и подкрепиться. В конце концов, пятнадцатиминутная пауза ничего не изменит.

Вообще, как бы мне по непривычке не переусердствовать… Вон уж как спину ломит и руки, кажется, готовы отвалиться. Пройдено немало, курс строго на запад – хотя насчет строгости и были у меня некоторые сомнения. Уже не видно горизонта, единственный ориентир, солнце, уже почти достигло верхней точки… Куда уж выше… До зенита ведь все равно не дотянет, уж это я из географии помнил.

Самое время было дать веслам обсохнуть. Обед! Обед! Предвкушая удовольствие, я потянулся за своей дорожной сумкой.

…Блин! Сто восемьдесят раз блин! Это же надо так! Так лопухнуться!

Вот она, дорожная моя сумочка. Тяжелая, увесистая.

Полная учебников.

Если бы я тогда не проспал! Если бы не пришлось мне судорожно собираться с единственной мыслью: быстрее-быстрее! Если бы не схватил то, что ближе! Лопух, растяпа, бестолочь!

Мало мне вчерашнего приступа доброты, едва не погубившего все дело, – для полноты картины не хватало только этого! «Мудрые изречения великого учителя нашего Аринаки», «Основы Учения», «Краткое изложение эллинской истории» толщиною в три пальца, «Наставление поступающим в высшие училища», «Как блюсти свою линию», «Юношам о Равновесии», «Начала практической математики»…

Первым побуждением было выбросить всю эту фигню за борт. Но все-таки я удержался от безумств. Тем более что появилась и рациональная мысль: а эти книжечки стоило бы взять с собой в наш мир. Хотя бы просто по приколу… А к тому же наверняка найдутся какие-нибудь коллекционеры-библиофилы, готовые выложить за такое немалые деньги. Конечно, никто не поверит ни в какое «александропольское книготиснение», сочтут мистификацией. Так и мистификация дорого ценится! Пожалуй, за содержимое этой сумочки у нас можно выручить куда больше, чем за ту, что я забыл. Там, правда, свет-факел… С другой стороны, кому я его сплавлю? И на фиг он нужен, когда есть электричество? Разве что на дачу, когда вырубают свет…

Все это было печально, но не смертельно. Ну да, поголодаю чуток, помучаюсь от жажды. Все равно еще часа три – и будет остров, а там, в небольшой расселине между двух скал, – вход в пещеру. Дойти до дальней стенки, откинуть специально наваленную груду камней – и откроется черный провал. Дальше – вперед и с песней. Можно, кстати, и без песни. Да и без света можно. Санкт-Петербург в самом конце туннеля, не заблудишься…